Что не так с «Викингом»

Егор Холмогоров

Ни о каком историзме «Викинга» говорить не приходится. Его совпадение с летописью ограничивается лишь самой общей информацией. Даже школьный учебник дает больший объем информации. Фильм в этом смысле рассчитан на двоечников.

Дискуссия вокруг фильма «Викинг» развивалась по очень странной траектории. Создатели объявили его чуть ли не величайшей кинолентой в истории российского кинематографа.

Кинокритики встретили то сдержанными похвалами, то убийственными насмешками, в зависимости от широты познаний в истории и степени близости к руководству Первого канала.

Публика даже если и плюется, то идет, и лента может похвастаться отличными финансовыми показателями, апеллируя к которым, можно сказать, что «победителей не судят». Казалось, на этом можно успокоиться.

Вместо этого создатели фильма и руководство канала предприняли совершенно безнадежную попытку доказать, что «Викинг» – исторический фильм, что его сценаристом был едва ли не лично Нестор-летописец, что никакой клеветы и принижения русской истории он не содержит.

С особым остервенением набросились на автора этих строк, первым написавшего остро критическую рецензию на этот киношедевр. Режиссер фильма господин Кравчук в интервью кричит об отсутствии у меня исторического образования и моем невежестве и распространяет прямую ложь, что меня приглашали на дискуссию с историками-специалистами у Гордона, а я «струсил и отказался».

Дело дошло до того, что в одной из программ Первого канала было громогласно заявлено на всю страну: «Мы Холмогорова звали в студию, но он прийти отказался».

Видимо, мой отзыв и впрямь составляет для создателей фильма некоторую проблему, хотя он был весьма краток и касался скорее оценки этого фильма как художественного произведения и идеологического манифеста.

За прошедшие три недели авторы ухудшили свое положение – они, заручившись фальшивыми справками от историков, объявили свою поделку точным историческим документом. Поэтому давайте предметно рассмотрим расхождения «Викинга» по духу и смыслу с летописным текстом, равно как и с историческими фактами.

Не по Нестору

Начнем с того, что в начале XXI века апеллировать к Нестору – само по себе показатель изрядного научного невежества или шарлатанства.

Преподобный Нестор-летописец традиционно считался составителем «Повести временных лет» (далее – ПВЛ) в XVIII–XIX веках, однако в начале ХХ века в работах академика А. А. Шахматова его авторство было поставлено под серьезный вопрос.

Шахматов обратил внимание, что в Новгородской первой летописи часть сообщений буквально совпадает с ПВЛ, а часть сообщений ПВЛ напрочь отсутствует. Поэтому Шахматов предположил, что в основе ПВЛ лежит более древняя Начальная летопись, составленная в XI веке, которая и отразилась в новгородском списке, а Нестору и игумену Выдубицкого монастыря Сильвестру принадлежат более поздние редакции, составленные в XII веке, которые мы и называем «Повестью временных лет».

Многие гипотезы Шахматова касательно истории русского летописания не нашли впоследствии своего подтверждения, но предположение о существовании «Начального свода», к которому Нестор (и любой другой автор, работавший над ПВЛ) не имел отношения, используя его в готовом виде, по-прежнему принимается подавляющим большинством исследователей.

Все события «Викинга» (за одним исключением, не имеющим отношения к ПВЛ) являются искаженным и испорченным изложением историй, дошедших до нас из Начального свода, читаемого в Новгородской первой летописи, а значит, Нестор в любом случае не является их автором. Он – переписчик слово в слово, дополнявший их другими сведениями, которые в фильме никакого отражения не нашли.

Откровенно стыдно за крупного специалиста Е. А. Мельникову, которая опустилась в обсуждении у Гордона до прямой неправды: «Фильм меня удивил достаточно осмысленной интерпретацией «Повести временных лет». Сценарист в общем держался этого текста, который тоже является интерпретацией истории Нестором».

Утверждать, что «сценарист «Викинга» – Нестор», или что сценаристы «следовали Нестору» – само по себе доказательство пренебрежения собственно научным изучением русской истории.

Запутались в одном Свенельде

Повествование в «Викинге» ведется от лица воеводы Свенельда. Он якобы служит древлянскому князю Олегу Святославичу, бежит от пытавшегося его казнить Ярополка, помогает Владимиру, подбивает его на всяческие злодейства, а под конец фильма уговаривает князя напасть с ножичком на византийского императора, сообщая, что «подшил петельку» для ножа, а затем хулит Владимира за обращение в христианство.

Свенельд даже на общем скудном фоне героев фильма выделяется речью и манерами мелкого уголовника.

Реальный исторический Свенельд – один из ключевых персонажей Начальной летописи.

Впервые он появляется под 922 годом в качестве влиятельного воеводы, которому предоставлена дань с древлян и уличей (то есть 66 лет спустя, в 988 году, если полагаться на летописную хронологию, он был бы почти столетним старцем). Роскошная экипировка дружины Свенельда вызвала зависть дружинников Игоря, подтолкнувших князя к ставшей для него гибельной попытке собрать дань с древлян повторно.

После убийства Игоря Свенельд руководит подавлением древлян и воспитывает Святослава, упоминается в договоре Святослава с греками. На обратном пути Святослава на Русь он дает ему совет обойти днепровские пороги на конях – Святослав не следует этому совету и гибнет, а Свенельд благополучно прибывает в Киев, где служит Ярополку Святославичу.

Сын Свенельда Лют встречается на охоте с князем Олегом Святославичем древлянским, который убивает Люта (возможно, Лют заехал с охотой в древлянскую землю, и Олег счел это посягательством Свенельдича на свои права).

Свенельд возненавидел Олега и начал подстрекать Ярополка к войне с ним, чтобы отомстить за сына. Когда война началась, Олег был разгромлен и погиб во рве крепости Овруч, а Ярополку принесли его окровавленное тело. Князь попрекнул Свенельда: «Яже се ты сего хотяше». На этом история Свенельда заканчивается – вряд ли Ярополк его убил, вероятнее всего, отправил в отставку, а вскоре престарелый Свенельд умер.

Вся история мести Свенельда Олегу изложена в Начальной летописи ясно, без разночтений и обиняков. Параллельных источников этой истории нет. Следовательно, нет никаких оснований и оправданий для выворачивания этой истории наизнанку в духе «Красная конница Гудериана остановила половецкие танки Жукова, рвущиеся по приказу Гитлера к Таганрогу».

Решительно невозможно понять, зачем понадобилось это абсурдное отступление от летописи и почему Свенельд заменил в истории Владимира реального наставника князя – Добрыню.

То ли авторам не понравилось слишком славянское имя былинного богатыря, то ли они решили, что Добрыня должен непременно делать добро, а для злодейств имя Свенельд подходит лучше. Так или иначе, во всей истории Свенельда мы видим лишенное всякого художественного смысла выворачивание истории наизнанку.

Владимир не насиловал Рогнеду

Изнасилование Владимиром Рогнеды на глазах у родителей не фигурирует в «Повести временных лет», не принадлежит Начальной летописи, появляясь лишь в одном позднем известии Лаврентьевской летописи, под 1128 годом. В этой истории есть все черты позднейшего литературного сочинительства при помощи тенденциозного переписывания Начальной летописи.

Но, допустим, сценаристы фильма не обязаны заниматься тонким источниковедческим анализом – раз где-то в летописи написано, что изнасиловал, значит, изнасиловал. Однако изготовители «Викинга» не справились даже с простым воспроизведением текста.

В Лаврентьевской летописи рассказывается, что Добрыня велел Владимиру «быти с нею пред отцем ея и матерью, потом отца ея уби». Однако в «Викинге» убивают и отца Рогнеды Роговолода, и ее мать – бессмысленная жестокость даже по тем варварским временам и очевидное противоречие источнику.

В Начальной летописи ничего не говорилось об изнасиловании Рогнеды на глазах родителей, зато ясно сказано: «уби Роговолода и два сына». И это вполне логично – захватив Полоцк, Владимир не хотел оставлять наследника Роговолода мужского пола. Точно в издевательскую насмешку над летописцем, Владимир в «Викинге» щадит сына Роговолода.

В фильме ничего не сказано о том, что Рогнеда уже просватана за Ярополка, и ее выбор – выбор между двумя братьями. Соответственно, совершенно утерян смысл летописного эпизода. Владимир захватывает Рогнеду, чтобы она не досталась Ярополку, и устанавливает власть над Полоцком, убив Роговолода и его наследников.

Беда без блуда

В рассказе о гибели князя Ярополка создатели «Викинга» ухитрились обойтись без ее центрального элемента – многоходового предательства княжьего воеводы Блуда, одного из самых впечатляющих предательств в мировой истории.

Блуд был воеводой Ярополка, но польстился на слова Владимира, что будет ему «в отца место», и своего князя предал. Зная, что киевляне любят своего князя, а потому не дадут с ним расправиться, он рассказал Ярополку, что киевляне пересылаются с Владимиром, запугал и уговорил перебраться в маленький город Родень на реке Рось. Владимир занял Киев и осадил Ярополка в Родне, так что войско последнего начало голодать. Летописец передает пословицу: «Беда аки в Родне».

Доведенного до отчаяния Ярополка Блуд уговорил сдаться Владимиру на милость, привез в Киев на переговоры, где закрыл дверь перед сопровождавшими Ярополка дружинниками, и того убили владимировы варяги.

Из всей этой «многоходовочки» в «Викинге» относительно неискаженно показан только момент убийства Ярополка.

Роль Блуда сведена до второстепенной. Владимир занимает уже оставленный Киев, и Ярополк прячется не в Родне, а почему-то в крымских горах. Пойти на переговоры Ярополка заставляет не голод, а захват Владимиром его беременной жены-гречанки, матери будущего Святополка Окаянного. К этой женщине Владимир в фильме испытывает платонические чувства, в реальности же летописец предельно конкретно сообщает, что Владимир жену Ярополка «залеже», хотя она была «непраздна».

Реального Ярополка невозможно было, конечно, пронять романтикой – его жена-гречанка была пленницей, уведенной Святославом греческой монахиней. Ярополк готов был ради союза с Полоцком жениться на Рогнеде. А сам вел переговоры с германским императором Оттоном II о браке с его родственницей и крещении.

После того, как в «Викинге» был попросту выброшен за борт центральный сюжет, связанный с судьбой Ярополка, потерян главный смысл, связанный с предательством, почти совестно упрекать авторов фильма в мелочах. Например, в том, что они сжигают тело Ярополка, хотя летопись сообщает, что в 1044 году Ярослав Мудрый велел выкопать кости дядей – Ярополка и Олега, крестить их и положить в Десятинной церкви.

Или в искажении истории Варяжко, который, конечно, и впрямь присоединился к печенегам и воевал с Владимиром, но затем Владимир привлек его на свою сторону, дав ему клятву. В фильме Владимир убивает Варяжко после утомительной схватки в грязи.

Сени мои, сени

Большинство зрителей «Викинга» удивляется: что за странные лысые грязные люди в кожанках изображают языческих жрецов? Спору нет, мы не много знаем о том, как выглядело славянское жречество, и несомненно, что лубочный образ чистенького седовласого волхва – чистейшая выдумка.

Но несомненно, что жрецы Владимира выглядели не так, как показано в фильме. Немногие дошедшие до нас источники это исключают. Например, изображение на камне из Арконы, славянского святилища на Рюгене, дает образ предполагаемого жреца как человека с короткой бородой, в меховой шапке и длинном широкополом кафтане, держащего в руках огромный рог.

Однако если ошибаться в смутной истории славянского жречества простительно, то нет никакого извинения ошибкам в истории первых христианских мучеников на Руси, изложенной в летописи с точностью GPS-навигатора.

Начальная летопись рассказывает о том, как у варяжского воина, который служил князю-язычнику, скрывая свою веру, сына выбрали жребием в жертву богам. Варяг резко отказал пришедшим к нему домой за сыном посланцам, те передали его речи киевлянам, которые, вооружившись, окружили двор варяга.

«Если богам нужен мой сын, пусть придут сами и его заберут», – обличал язычников варяг, стоя на высоких сенях своего дома. Разъяренные язычники подрубили высокие сени и погубили отца и сына. Позднее, сообщает летописец, именно на месте гибели первых мучеников Владимир воздвиг во искупление Десятинную церковь.

То есть летописец сообщает, где именно убили варягов – в их частном доме, где позднее была выстроена знаменитая Десятинная церковь. Указание на высокие сени дома воина разрушает, кстати, любимую апологетами «Викинга» тему, что в Киеве не было высоких просторных изб северной конструкции, а были лишь грязные полуземлянки. Единственный частный дом, упоминаемый в Начальной летописи, оказывается с высокими стенами.

Вместо этой ясной локализации в собственном доме варяг в фильме бегает с сыном по улицам Киева, отмахиваясь от язычников, а потом забирается на оборонительную башню города, которую под ним и подрубают, точно позабыв, что по сценарию в этот момент идет война.

Зачем нужно выворачивать вполне ясно и геолокационно точно изложенную летописцем историю, превратив отвергшего языческие суеверия мученика в загнанного зверя, почти случайную жертву – непонятно.

Заметим, кстати, что имена варягов-мучеников в летописи не названы и появляются довольно поздно: имя младшего – Иоанн – в проложном житии, а имя старшего – Федор – вовсе в XVII веке, и оно явно ошибочно. В проложном житии Владимира упоминается «церковь святая мученика Турова, и то бысть первыи ходатай нашему спасению». Скорее всего, старшего варяга звали Туры или Тор.

Назвав фильм «Викинг», знать такую деталь, конечно, не обязательно, но весьма желательно.

Печенеги против Византии

Центральное место в «Викинге» занимает осада печенегами Киева. Такой осады в правление Владимира источниками не зафиксировано.

Печенеги единственный раз брали Киев в кольцо в 968 году, когда княгиня Ольга и три ее внука, включая Владимира, затворились в городе и ждали помощи от Святослава. Но со штурмом крепостей у печенегов, как и у всех степняков до монголов, было плохо, и лезущие на стены кочевники не вызывают ничего, кроме недоумения.

Особенно глупо выглядит снятие печенегами осады с Киева после прибытия ромейских послов, сопровождаемое формулировкой: «Мы с ромеями не воюем». Очевидно, сценарист где-то слышал звон, что византийцы стремились поддерживать союз со степняками против Руси и других врагов, но в природе этого звона не разобрался.

Император Константин Багрянородный и в самом деле писал в трактате «Об управлении империей», что «пока василевс ромеев находится в мире с пачинакитами, ни росы, ни турки (в данном случае венгры – Е. Х.) не могут нападать на державу ромеев по закону войны». Но даже из этих слов Константина – «пока» – очевидно, что дружить с печенегами у византийцев выходило не всегда.

В 917 году греки пригласили печенегов с совместному походу на болгар, но из-за глупости рассорившихся византийских полководцев печенеги сменили сторону и ушли (как утверждает «Повесть временных лет» по Ипатьевскому списку), или, как утверждают болгарские источники, совместно с болгарами разбили греков у реки Ахелей. В 943 году разбитый в 941-м под Царьградом Игорь отправился во второй поход на Византию, взяв с собой печенегов.

Нападения печенегов на Киев в 968-м и на Святослава в 972-м, возможно, были связаны с инициативой византийской дипломатии, но прямых свидетельств источников об этом нет. Но после убийства Святослава борьба с печенегами стала для русских князей кровной враждой.

Все правление князя Владимира было одной ожесточенной войной против печенегов – он ставил новые города, насыпал оборонительные валы, выставлял богатырские сторожи. Уже в древности начал складываться эпос о печенежской войне – его еще нет в Начальной летописи, но уже в ПВЛ включаются истории о кожемяке-единоборце и о Белгородском киселе. Позднее этот эпос преобразуется в цикл богатырских былин. Ярослав Мудрый окончательно разбил печенегов в 1036 году и вынудил орду сместиться с Днепра на Дунай, и печенеги превратились в вечную головную боль Византии.

В 1046–1053 гг. при Константине Мономахе Византия пережила мучительную войну с печенегами. А окончательно разгромить их удалось лишь императору Иоанну II Комнину, причем радость от его победы над кочевниками при Берое в 1122 году была столь велика, что в Константинополе был установлен специальный «день победы» – «праздник печенегов».

Так что никакого византийско-печенежского союза не существовало, Константину Багрянородному приходилось лишь о нем мечтать, а большую часть своей истории печенеги ожесточенно воевали с ромеями.

Битва при Каннах, или зачем Владимир брал Корсунь

Чрезвычайно анекдотично звучит в «Викинге» фраза Владимира: «Мне нужна сила ромеев». Перед нами открытое искажение истории. Не Владимиру была нужна сила ромеев, а императору Василию II была нужна сила Руси.

В фильме измотанная осадой печенегов русская дружина в роли византийских наемников (странная плата для наемников – принцесса) отправляется отвоевывать для василевса восставший Корсунь, сопровождаемая теми же печенегами в роли заградотряда.

В реальности в обмен на руку порфирородной принцессы Владимир предоставил шурину Василию шеститысячный русский воинский корпус, который спас императора от неминуемого свержения мятежным полководцем Вардой Фокой. В апреле 989 года русский корпус Василия разбил войско Фоки, а сам мятежник умер от поданной ему перед сражением чаши с отравленным вином.

Разгром русскими Фоки означал смену эпохи решающего влияния в византийском войске армян и грузин, поддержавших узурпатора, на эпоху доминирования русов. При этом русы жестоко расправились с конкурентами. Армянский историк, современник Владимира, Степан Таронский по прозвищу Асохик рассказывает, как в ходе похода Василия II в Армению и Грузию из ничтожной ссоры выросла массовая резня:

«Из пехотного отряда рузов какой-то воин нес сено для своей лошади. Подошел к нему один из иверийцев и отнял у него сено. Тогда прибежал на помощь рузу другой руз. Ивериец кликнул своих, которые, прибежав, убили первого руза. Тогда весь народ рузов, бывший там, поднялся на бой: их было 6000 человек пеших, вооруженных копьями и щитами, которые просил царь Василий у царя рузов в то время, когда он выдал сестру свою замуж за последнего. В то же самое время рузы уверовали во Христа. Все князья и васалы тайкские были побеждены... ибо гнев Божий тяготел над ними за их высокомерие».

Преступление грузин состояло, конечно, не в краже сена, а в предшествующей поддержке Фоки. Отныне Василий II опирался в своих войнах прежде всего на русов, и именно эта опора сделала его последним великим завоевателем в истории Византии.

О роли русов в войске василевса свидетельствует такой факт из хроники Кедрина: когда в 1016 году Василий II победил болгар на равнине Пелагонии, он разделил добычу на три части – одну отдал русам, вторую – ромеям, а третью забрал себе (именно в таком порядке).

Три года спустя в Италии русы скрестили копья с норманнами и выиграли свою Битву при Каннах. Об этом сообщает западный хронист Адемар Шабанский. Когда норманны с одобрения римского папы вторглись в византийскую Апулию, «им навстречу направил войско Василий, и после двух или трех столкновений победа была за норманнами. Однако в четвертом бою они были побеждены, повержены и низведены в ничто племенем руссов, после чего их в большом количестве доставили в Константинополь и до смерти пытали в темницах».

Из этого рассказа, кстати, следует, что между сицилийскими норманнами – скандинавами, вышедшими из оккупированной викингами Нормандии, и русами (то есть, если верить нашей норманнистской теории – тоже скандинавами) не было ничего общего. Они были совершенно не похожи как народы.

Характерно и то, что присланный Владимиром корпус источники нигде и никогда не называют «варягами», «варангами» и «норманнами» – только «русами». Очевидно, он состоял не из отпущенных с княжеской службы в Киеве скандинавских наемников, а из собственных подданных князя Владимира.

Историков давно занимал вопрос – почему, притом что власть Василия II держалась на щитах и копьях русского корпуса, Владимиру пришлось захватывать у шурина Корсунь, чтобы обеспечить исполнение условий о браке. Не было ли логичным просто пригрозить отозвать свои войска назад?

Из необходимости разрешить это противоречие – Владимир посылает войска для поддержки Василия и идет со своим войском, чтобы отнять у Василия Корсунь, и возникла гипотеза польского историка Анджея Поппэ о том, что Владимир шел захватывать Корсунь не у Василия, а для него.

Гипотезу Поппэ и воспроизвели в «Викинге», но с обычной для этого фильма унижающей русских тенденцией – из сильного и могущественного покровителя Владимир превратился в слабого и ничтожного наемника.

Однако эта гипотеза противоречит показаниям как русской Начальной летописи, так и византийских источников (Лев Диакон), рассматривающих захват Корсуня как враждебный василевсу ромеев акт. При этом никакого противоречия в действиях Владимира на деле нет. Оно мнимое, и регулировать его незачем.

Владимир намеревался жениться на порфирородной сестре порфирородных василевсов Василия и Константина. Для этого ему нужно было, прежде всего, чтобы они оставались василевсами и их не сверг никакой узурпатор. Сестра свергнутого василевса так же никому не интересна, как прошлогодний снег. Поэтому он держал в Византии русский корпус, охранявший интересы будущего шурина.

Не имело никакого смысла шантажировать Василия отзывом корпуса, поскольку это означало бы его свержение.

При этом Владимир нуждался в твердых гарантиях того, что невеста к нему прибудет.

Упомянутый уже выше армянский историк Асохик рассказывает странную историю, как болгары потребовали в жены императорскую сестру, им прислали лженевесту и посла-митрополита, но они обман разоблачили, а митрополита сожгли. Даже если перед нами не искаженный отголосок попытки греков обмануть Владимира, перед нами достаточная аттестация их как партнеров.

Поэтому не удивительно, что Владимир взял силой Корсунь и вернул его василевсу только в качестве «вена» за присланную невесту.

Эту простую, ясную, четко проговоренную в летописи и других источниках историю создатели «Викинга» превратили в систематическое унижение князя Владимира и русских, которые, гонимые печенегами, как всегда в грязи, берут ненужный им Корсунь.

Платьишки с «Алиэкспресса» в Гнездовских курганах

Тема грязи, немытости, убожества быта Древней Руси – это то, что зацепило большинство возмущенных зрителей прежде всего. В конечном счете мы признаем за кинематографистами отступление от исторической правды в пользу красивой костюмированной «Анжелики», поднимающей настроение. Но когда нам врут по фактам и опускают мордой в грязь – это вдвойне неприятно.

Чтобы оправдаться в откровенном эстетическом унижении древних русичей, авторы пускаются во все тяжкие – рассказывают о примитивности древнерусского быта.

«Если сейчас даже выехать в деревню, то там дороги тоже могут быть не все асфальтированы», – пытается иронизировать режиссер Кравчук. Все это довольно легко опровергается письменными источниками и историческими фактами – деревянные мостовые и фрагменты дренажной системы найдены в археологических слоях Х века в том же Полоцке, показанном в «Викинге» грязным сараем.

Все русские в фильме ходят в серо-грязно-коричневой дерюге с элементами кожи и тусклого металла. От их одежды исходит физическое ощущение поношенности и грязи.

В реальной Древней Руси, как и повсюду в средневековье, предпочитали яркие веселые цвета, все, кто мог себе позволить, облачались в дорогие импортные ткани. Древнерусское ткачество в Х веке и в самом деле было не очень развито, и крестьянская одежда была довольно груба, хотя украшена вышивками и веселыми вставками. Но «Викинг» показывает не быт крестьян, он показывает крупные торговые города – купцов, жрецов, дружинников и князей.

В древнерусских источниках постоянно упоминаются «паволоки», «фофудьи», «оксамиты», «златотканные луды», «узорчья».

Арабский путешественник по Волге Ибн Фадлан, описывая похороны руса (элементы его описания в крайне убогом виде вставлены в фильм), перечисляет предметы его одежды: «шаровары, гетры, сапоги, куртка, парчовый кафтан с пуговицами из золота, надели ему на голову шапку из парчи соболью». Кто-то видел в «Викинге» хоть на одном русском «парчовый кафтан с пуговицами из золота»?

Тема яркости, погони за роскошными одеждами и тканями проходит через всю Начальную летопись. Вспомним, что «приде Олег к Киеву, неся злато, и паволоки, и овощи, и вина, и всякое узорочье», а гибельный поход Игоря на древлян происходит из-за упрека его дружины: «отроки Свенелжи изоделися оружие и порты, а мы наги».

Право же, «Викинг» выглядел бы куда более исторично, если бы костюмеры одели женщин в нем в китайские платьишка с дракончиками, купленные на «Алиэкспрессе». В курганах Гнездово под Смоленском в погребении Х века были обнаружены неплохо сохранившиеся фрагменты красного китайского парчового платья с грифонами и драконами.

Не забудем, что Древняя Русь в Х веке была транспортно-торговым коридором мирового значения, и для киевских, гнездовских и новгородских модниц были доступны лучшие ткани и готовые изделия всего мира.

Человек средневековья оценивался «по одежке», а его драгоценный инвентарь – серги, бусы, фибулы, шейные гривны, перстни и другие украшения – были не только знаком статуса, но и переносным банком в эпоху, когда оставлять деньги на хранение где-то было рискованно: свои богатства старались носить с собой.

Когда Владимир, много лет бывший новгородским князем, и его жены с трудом наскребают, сняв с себя последние драгоценности, на оплату одного берсерка, становится ясно, что о Древней Руси – ее экономике, материальной культуре, социальных отношениях – авторы «Викинга» ничего не знают и знать не хотят.

Особенно характерно пренебрежительное отношение к уровню развития Руси выражено в эпизоде, где Ирина растолковывает Владимиру, что вот эти знаки на браслете – это буквы, и они означают «Анна». Предполагаемая неграмотность Владимира прямо противоречит утверждению ПВЛ, что Владимир «бе бо любя словеса книжныя».

Но допустим, что Владимир сам читать не умел, он только любил, чтобы ему читали. Но что такое буквы, он должен был знать в любом случае. Он воспитывался до десяти лет под присмотром бабки-христианки Ольги, его мать была ключницей, то есть должна была владеть счетом и письмом, он княжил в крупнейшем торговом центре – Новгороде, где не знать, что такое буквы, просто невозможно.

Непосредственно от эпохи Владимира до нас дошли русские письменные памятники – легенды монет, златников Владимира: «Владимиръ на столъ» и «Владимиръ а се его злато», «Icусъ Христосъ».

На златниках сохранилось и портретное изображение Владимира – человек с крупным носом, вытянутым лицом и не длинной бородой, украшенный венцом с длинными свисающими цепочками, напоминающим византийскую «корону Гезы», ставшую частью венгерской «короны святого Стефана».

Очевидно, что по типажу роль Владимира подошла бы скорее артисту, игравшему в фильме Ярополка.

***

Подведем грустный итог. Ни о каком историзме «Викинга» говорить не приходится. Его совпадение с летописью ограничивается лишь самой общей информацией: Владимир захватил киевский престол и убил брата Ярополка, силой взял Полоцк и его княжну Рогнеду, воевал с печенегами, взял Корсунь и женился на греческой принцессе Анне. Даже школьный учебник и детские книги дают больший объем информации, и нужно совсем уж презирать нашего зрителя, думая «впарить» ему это как откровение. Фильм в этом смысле рассчитан на двоечников.

В любых подробностях исторического повествования «Викинг» немедленно отклоняется от летописи и любых других первоисточников чуть более чем полностью. При этом отклонения либо бессмысленны и абсурдны, либо тенденциозны в смысле унижения Древней Руси и ее князя. Из «комплиментарных» отступлений бросается в глаза разве что отказ от показа пятисот наложниц Владимира.

Убожество древнерусского мира, показанного в фильме, представление наших предков грязными дикарями не соответствует ни исторической, ни художественной правде.

Но самое главное преступление против русской истории создатели «Викинга» совершили, не сняв фильм, не показав его, а занявшись безграмотной апологетикой, толкнув уважаемых ученых историков на профанацию науки, на прямую ложь.

Наше общество и так тяжело больно – его постоянно разъедают язвы «параистории», бесчисленные теории «фоменко-носовского» и прочих, утверждающих, что вся древняя история – подделка, а официальные историки – корпорация лжецов, которая эту подделку поддерживает.

Заставив почтенных историков из корысти или социального конформизма произносить открытую и легко проверяемую неправду о соответствии «Викинга» летописям и историческим фактам, авторы и продюсеры фильма вооружили параисториков безотказным оружием: «Смотрите, вот тут они откровенно лгут. Они сами к той истории, которой занимаются, относятся несерьезно. Значит, они лгут во всем».

Последствия этого исторического грехопадения будут, боюсь, аукаться нам еще долго.

 

Источник