Текст и фото: Алексей Дмитриев

В Америке разгорается эпидемия золотой лихорадки. Нет, мы не отстали во времени на двести лет. Наш корреспондент побывал в новом Клондайке — городе Доусон. К сожалению, в пути переклинило какой-то тумблер, и парня стало знатно швырять из прошлого в настоящее, но мы постарались привести его путевые заметки в надлежащий хронологический вид. Правда, у нас ничего не получилось. Ну и ладно.

Раньше

19 июля 1897 года в Сиэтле пришвартовался пароход «Портленд». На борту «Портленда» находилось три тонны золота: песок и самородки в грязных холщовых мешках, на которых восседали, сияя обветренной улыбкой промеж обмороженных щек, их законные владельцы. После этого Соединенные Штаты Америки (а затем и весь остальной мир, цивилизованный и не очень) хором сошли с ума. Люди бросали работу и семь­и, закладывали последние пожитки и устремлялись на север. Полицейские уходили с постов, вагоновожатые оставляли трамваи, пасторы — приходы.

Мэр Сиэтла, находившийся в командировке в Сан-Франциско, телеграфировал о своей отставке и, не возвращаясь в Сиэтл, бросился на Клондайк. Почтенная тридцатилетняя домохозяйка Милдред Бленкинс, мать троих детей, выйдя за покупками, не вернулась домой: забрав из банка общие с супругом сбережения, она добралась до Доусона и щеголяла там в суконных штанах, занимаясь перепродажей продовольствия и стройматериалов*.

* — Примечание Phacochoerus'a Фунтика: 
«Кстати, старушка Милли не прогадала: через три года она вернулась к семье, принеся с собой в качестве искупительного дара золотого песка на 190 тысяч долларов. Чтобы понять, сколько это по современным меркам, смело умножай на десять»

На переполненных пароходах они доплывали до Скагуэя, а оттуда до Доусонсити им предстояло добираться на своих двоих. Самым тяжелым участком был Чилкутский перевал.

Как муравьи, согнувшиеся под непомерным грузом, шаг в шаг они ползли по ледяным ступеням 35-градусного склона. Мужчина, который не мог без передышки протащить на себе полкилометра в гору 50 килограммов, считался слюнтяем. Лошади и собаки на склоне оказывались бессильны. Правда, имелись индейцы, которых можно было нанять на переноску из расчета доллар за фунт поклажи. Но такие деньги водились только у эксцентричных миллионеров, которые, впрочем, попадались на Юконе чаще, чем в ресторанах Ниццы. Потому что — и это очень важно понимать — не все туда шли только за золотом. Немалую часть первопроходцев гнал на Клондайк неудержимый дух авантюризма и желание что-то доказать себе и окружающим. Просто тут было очень легко получить ответ на вечный человеческий вопрос: в чем смысл жизни? В чем, в чем — в банке консервированных черных бобов и сухих носках. Если этого у тебя не будет, не будет и жизни.

Наверху канадская полиция заворачивала любого, кто не имел с собой 800 килограммов припасов — без них шансов протянуть год в морозной глухомани у золотоискателей не было. Некоторые по сорок раз мотались вверх и вниз, чтобы перетащить на себе груз. Ползли так плотно, что, выпав из очереди, можно было прождать пять-шесть часов, чтобы снова встать в строй. Частые лавины погребали под собой и людей, и пожитки.

Те, кто преодолел Чилкут, рубили лес, строили плоты, лодки — короче, все, что держало на плаву их и запасы, и готовились к последнему броску по реке Юкон. В мае 1898 года, как только река освободилась ото льда, флотилия из семи тысяч так называемых судов пустилась в 800-километровое плавание вниз по течению. Пороги и узкие каньоны разбили мечты и жизни многих: из 100 тысяч авантюристов, выгрузившихся в Скагуэе, только 30 тысяч достигли Доусона — в то время невзрачной индейской деревушки. Из них разбогатела лишь горстка: к весне 1898 года самые прибыльные участки уже были застолблены старателями, которые мыли золото на впадавших в Клондайк ручьях Бонанза и Эльдорадо.

Многие из новоприбывших сгорели, истратив всю энергию по дороге сюда, и болтались по Франт-стрит с потерянным видом. Тем не менее любой, кто дополз до Доусона, уже прошел жестокую проверку на прочность — «чечако»* ломались раньше.

* — Примечание Phacochoerus'a Фунтика: 
«На наречии одного из местных индейских племен слово «чечако» означало само­уверенного и глупого новичка, который ничего не знает о Клондайке и у которого есть только два пути: либо перестать быть чечако, либо сдохнуть. Большинство чечако выбирало второй вариант»

Сегодня

Со дна стакана палец смотрит на меня ногтем. Вполне себе безобидный, потемневший от времени и полоскания в алкоголе большой палец с ноги какого-то отморозившего его горемычного золотоискателя. Раньше, чтобы стать настоящим юконцем, надо было перевалить через Чилкут с 800 килограммами запасов и доплыть до Доусона, а сегодня достаточно хлопнуть виски или водки с пальцем вместо оливки в баре отеля «Даунтаун», но так, чтобы неаппетитная плоть пощекотала губы пьющего. За соблюдением этого правила следит капитан Ал Снайдер, нынешний хранитель пальца. Я выпиваю водку и, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в моем героизме, обхватываю палец губами на манер сигары. Каких-то скучающих в баре теток начинает тошнить. «Проглотишь или откусишь — штраф пятьсот долларов», — напоминает Ал.

Собственно, этот палец уже шестой или седьмой. Оригинал, который нашел на полке в заброшенной хижине основатель ритуала капитан Дик Стивенсон, украли; приходившие ему на замену пальцы глотали и теряли. Каждый раз кэп давал объявление в газете — мол, нужен палец. И уж не знаю, откуда они брались, за счет несчастных случаев с газонокосилками или завещаний каких-то оригиналов, но недостатка в пальцах не было. Ал зачитывает посвящение в клуб поклонников доусонского пальца и подписывает мне членский билет за номером 33329. За мной стоит очередь из индийца, австрийца и хихикающей калифорнийской старушки в кроссовках, которую на следующий день я видел за рулем дома-трейлера размером с автобус.

Это и есть Доусон. Летом он живет золотодобычей и туризмом — население разбухает тысяч до трех. Зимой здесь остается человек семьсот, но случайных людей среди них нет: остаются лишь те, кто хочет жить в крохотном городке, где зимой бывает минус пятьдесят и где помойки оборудованы замками от медведей.

Около двухсот человек обосновались на том берегу Юкона — как тут говорят, «вне сети». В том смысле, что ни электричества и никаких иных благ цивилизации в Заюконье не водится. Самым красочным тамошним аборигеном слывет Пещерный Билл. Он действительно живет в скальной пещере и разводит там кур. Началось необычное житье Билла с банального пари: он поспорил с кем-то, что выдержит в пещере шесть недель. Выдержал — и ненароком прижился. Теперь Билл по нескольку часов в день крутит педали стационарного велосипеда, чтобы был свет и работал СД-плеер, а все остальное время проводит в созерцании суровой красоты клондайкской природы и неторопливом кормлении кур. Осенью, пока Юкон не промерз, и весной, когда паромное сообщение еще не наладилось из-за ледохода, Билл и другие отрезаны от цивилизации, поэтому пожар или аппендицит — это их проблемы.

Раньше

К июлю 1898 года Доусон был самым большим канадским городом к западу от Виннипега. В нем были два банка, две газеты, пять церквей, телефонная станция, кинематограф и кабак на каждом углу. Ружье продавалось за доллар, свежее яйцо — за пять, головка лука — за два. Причем лук продавали в аптеках как средство от цинги. Когда «Свифтуотер» Уилли Гейтс захотел пленить певичку кабаре, он скупил для нее все яйца в городе. Чуть менее эффектным оказался жест другого старателя — Шведа-счастливчика, которому отказала в любви и браке некая танцовщица. Тогда он предложил барышне в качестве свадебного подарка ее собственный вес золотом. Небесное создание весило 70 килограммов и не смогло отвергнуть такого предложения (злые языки утверждают, что непосредственно перед актом взвешивания дама изрядно подкрепилось хорошей порцией консервированных бобов).

Как солдаты на войне, жители Доусона жили настоящим. Хозяйка канкана Герти Брильянтовый Зуб (увеселительный бизнес шел так хорошо, что она себе такой вставила) точно обрисовала ситуацию: «У этих несчастных просто все чешется, чтобы спустить побыстрее денежки, — так они боятся отдать Богу душу, прежде чем выкопают все, что там еще осталось». Боль, отчаяние и заледенелые трупы в вымороженных хижинах преотлично уживались с шансонетками, стоявшими по щиколотку в самородках на сцене «Монте-Карло». Одичавшие старатели тратили состояния за право потанцевать с сестрами Жаклин и Розалиндой, известными под кличками Вазелин и Глицерин.

Чтобы привлечь внимание певички Нелли Свинюшки, которая при виде золота зевала, а при виде денег смеялась, один из ее поклонников совершил дерзкий налет на ресторан, в котором, по слухам, хранилось невероятное сокровище — несколько плиток настоящего шоколада! Увы, в ресторане были найдены только валявшиеся на столе управляющего мешки с золотым песком, на которые грабитель и не взглянул. А шоколад был заперт в сейфе, который парень так и не сумел вскрыть.

Летом 1899 года пошли слухи, что на Аляске, в Номе, нашли золото прямо на пляже, и за одну августовскую неделю из Доусона схлынуло вниз по Юкону восемь тысяч человек. Золотая лихорадка на Клондайке подошла к концу. Она продолжалась всего два года, но для многих ее участников в этот срок уместился путь от детской наивности и юношеской романтики до разочарования среднего возраста и мудрости зрелости. Искали золото, а прожили жизнь. С тяготами и болью, как положено. Но и с адреналином от погони за удачей, с ощущением причастности к самой масштабной невоенной авантюре за всю историю континента, с закалкой характера. Кто сегодня будет сорок раз взбираться на обледенелый перевал, тесать лодки из леса, сплавляться 800 километров по порогам и потом восемь месяцев жить в хижине на картофельном порошке и беконе, когда снаружи минус сорок?

Инструменты старателя

Металлодетектор
Реагирует на самородки весом от 0,3 г на глубине до одного метра.

Проходнушка
Желоб, разделенный на секции. Верх желоба покрывается металлическим листом с дырками — на него высыпается порода. Дно желоба выстилается резиновым ковриком, иногда — сукном. Тяжелые крупицы золота оседают на дне, в то время как более легкий песок вымывается.

Ведро, лопата и кирка
Перед промывкой нужно набрать в ведро породу: гальку, песок и камни.

Водоотвод
Чтобы не стоять в ручье по колено в воде, лучше отвести часть воды в нужном тебе направлении, соорудив из подручных материалов мини-плотину и стойку с желобом.

Сегодня

Женщины в Доусоне сегодня такой же дефицит, как и в эпоху брильянтовозубой Герти и Нелли Свинюшки. Зато милая тридцатилетняя библиотекарша Дебора знает, как ставить капканы и свежевать дикобраза — «Сначала надо обжечь иголки над огнем, иначе не подступишься».

А как подступиться к той, что по движущемуся льду перебегает Юкон, чтоб пойти на свидание («Он ко мне побоялся, а я очень хотела»)? Я приглашаю ее в бар «Бомбей Пегги». Эта лучшая гостиница в Доусоне раньше была борделем, поэтому и коктейли тут соответствующие: «Легкая давалка», например, или «Пояс верности». Узнав, что я пишу для MAXIM, Дебора говорит: «У меня есть подружка, она в «Юкон Квест»* участвовала, вот ее нужно вам на обложку. Только непременно с кармашком-тестером: открыл — а там ее запах на финише!» — и смеется своей шутке, показывая морщинки, которые многие москвички в ее возрасте уже бы нейт­рализовали ботоксом. Когда я спрашиваю, почему она переехала сюда из Торонто, отвечает: «Это место открыто для всех и всего. Если ты ему подходишь, оно тебя сперва манит к себе, где бы ты ни был, а потом просто засасывает». Доусоном сегодня заправляет по-семейному тесная община эксцентриков, которые следуют неписаному своду правил. Например: жертвовать личным временем ради общего дела, не бояться проблем, какими бы странными и неприятными они ни были, и безоговорочно принимать, почти любить своих соседей, даже самых противных. Потому-то и понаехало сюда всякого интересного народа, который восстановил изрядно захиревший к 1960-м годам Доусон, отреставрировал старые отели, магазины, салуны и дома. Летом работают на трех работах, зимой сидят на пособии по безработице, творят и развлекаются.

«Срабатывает что-то типа стокгольмского синдрома, когда кого-то похищают, а он проникается симпатией к похитителям. Люди приезжают просто посмотреть — и остаются», — объясняет Эрик Залитис, который раньше был одним из пяти доусонских полицейских, а теперь придумывает разные развлечения для себя и других. Например, устраивает снегоходные обмены между Фэрбенксом и Доусоном по высокогорному хайвею, который закрывают на зиму. Чтобы собрать на это денег, придумал сбрасывать с вертолета на лед Юкона старый снегоход: народ платит по пять баксов за право воткнуть свой флажок в лед, а у чьего флажка окажется самый тяжелый кусок снегохода, тот получает 2000 долларов, остальное идет на организацию обменов. Не надо говорить, что снегоход тут у каждого. И хотя у большинства жителей ватерклозет теплый, внутри дома, гонку нужников они каждый сентябрь тоже проводят: четыре члена команды несут, пятый восседает на троне. Причем побеждают не столько самые быстрые, сколько те, кто наиболее креативно подошел к оформлению мобильного отхожего места. «Мы сделали «очко» в гигантской бутылке соуса табаско и заняли второе место», — говорит Эрик. Дома в Доусоне тоже передвигаются с места на место: из-за вечной мерзлоты они стоят на тумбах и легко перевозятся тягачом с платформой. Здания побольше, как, например, казино и канкан «Герти Брильянтовый Зуб», так и стоят, где были, и в этом трогательном заведении нетрезвые посетители по-прежнему рвутся на сцену, чтобы зубами стащить подвязки с ножек танцовщиц. Певичка (кстати, супруга местного члена законодательного собрания) заигрывает с пуб­ликой, а за рулеткой и блэкджеком сидят одичавшие на приисках старатели.

Раньше, сегодня и, возможно, завтра

Забыть, благодаря чему возник Доусон, нельзя: на пустырях валяются ржавые кирки и лопаты, в лобби отеля «Эльдорадо» вывешивается ежедневная сводка о ценах на золото в Лондоне, а если выехать за город, то повсюду вдоль Клондайка тянутся ряды гальки, где уже сто лет ничего не растет, как будто здесь прошлись гигантские землеройки. Это оставшиеся после землечерпалок «хвосты». Чтобы вникнуть в состояние сегодняшних дел, достаточно заглянуть в бар «Подмышки» на первом этаже отеля «Вестминстер». Как отелем, им никто и не пользуется: со времен золотой лихорадки бытует правило, что раз продаешь спиртное в разлив, то изволь держать комнаты для клиентов, а то они, поддатые, пойдут домой по холоду и замерзнут. Здесь над клавишами колдует Прилипала Боб, здесь останавливает на себе взгляды автопортрет прежнего владельца Фабиана Салуа в непотребном акте с королевой Елизаветой II, здесь над баром висит каноэ из бересты, сделанное индейцем с французской фамилией де Репентини. Но когда стихает музыка, разговор сам собой возвращается к золоту.

Сидишь со скромным дядечкой, который кроме «перье» ничего не пьет, беседуешь за жизнь, а потом выясняется, что у него в кармане самородок граммов на двести, который он вчера отыс­кал. «Если цена на нефть установится в районе 60 долларов за баррель, здесь будут когти рвать, потому что переработка современными методами старых хвостов станет рентабельной», — объясняет он.

Или разговариваешь с рабочим парома, который ругается, как и подобает матросу, но сидит на низком старте — участок уже застолбил и дожидается «вод­ной» лицензии: «Не будет золота, хоть мамонтовых костей нарою, а их в Штаты можно продавать без проблем. Мамонты-то уже и так вымерли».

Сто лет назад такую лицензию не требовали, а теперь о природе заботятся, и канадское правительство волнует, откуда будет браться вся необходимая для промывки породы вода и не повредит ли это, скажем, лососю, которым до сих пор кормятся индейцы. Раньше не предъявляли рекламацию, а сегодня изволь оставить после себя землю в том виде, как до тебя было, а это дорогое удовольствие. Все остальное осталось так же: столбишь участок 152 метра вдоль ручья и по 304 метра шириной с каждого берега, потом в городе его оформляешь. Выдают бумагу, почти такую же, как я видел в музее на имя Джека Лондона, — и иди копай.

По словам Марка Стивенса из департамента ископаемых и горнодобычи правительства территории Юкон, «любой гражданин или группа людей вне зависимости от гражданства могут вести на территории Юкона и всей Канады поисковые, геологоразведочные и эксплуатационные работы на золото и другие полезные ископаемые. Госорганизации, банки и другие учреждения оказывают всяческое содействие проспекторам (разведчикам) и старателям при приобретении участков, получении разрешения на водоиспользование, ведении горных работ, помогают с льготной оплатой топлива, с кредитованием и финансированием объектов золотодобычи и многим другим». Хочешь держать за собой участок — показывай, что вкладываешь в освоение, как минимум, 200 долларов в год. Найдешь что — заплатишь канадскому государству 2,5 процента от стоимости, да и то если понесешь переплавлять в сертифицированные слитки. А так держи в банке из-под кофе сколько хочешь.

Примерно 150 местных жителей сегодня промышляют золотодобычей на ручьях Клондайка, и еще несколько сотен старателей съезжаются каждое лето. Лотки для промывки продаются везде и выставлены сразу у входа магазина, как зонтики в дождь. Я покупаю такой за 12 долларов и еду на легендарный ручей Бонанза, где Джордж Кармак в 1896 году нашел золото, лежавшее в слоях грунта «как сыр в бутерброде». Там застыла, словно корабль инопланетян, гигантская землечерпалка, которая пришла на смену лоткам и проходнушкам, когда крупные компании скупили индивидуальные участки в 1915–1920 годах. Тут, на отработанном участке, золото может пытаться намыть любой, без всякой лицензии. Комары не щадят, но через четверть часа у меня в лотке уже сверкает несколько желтых крошек! «Новичкам везет», — думаю я. Уходить не хочется. Хочется мыть и мыть, не разгибая спины, пока от холода не скрутит пальцы, до самого первого снега. А что, ведь материнскую золотую жилу, от которой этот песочек-то идет, на Клондайке так и не нашли...

Будете у нас на Колыме…

Российский Клондайк — Колыма, которую раньше именовали «золотым сердцем России», также готова привечать старателей, но собственным, колымским способом. Золото тут добывают артелями. Работают в основном сезонно наезжающие украинцы и кавказцы, причем артельщики всегда рискуют остаться без зарплаты после махинаций руководства. Есть и самодеятельные «хищники», которые уходят в леса по весне и нелегально перелопачивают мерзлый грунт ради крупинок золотого песка. «Хищники» жгут покрышки, прячутся от ОМОНа, который в лучшем случае разломает проходнушку, а в худшем — отберет золото, изобьет тебя и бросит в лесу.
В Магаданской области пытаются узаконить частную промывку уже отработанных «хвостов»: уж слишком много в «золотом сердце России» развелось безработных и нищих пенсионеров, которых государство прокормить не в состоянии. А так хоть на хлеб с маслом себе бы на- мыли. Но чуть ли не в полмиллиона рублей обойдется получение лицензии, да и намытое золото надлежит сдавать в артель за полцены. Лицензию выдают на конкретный участок, причем предварительно исследовать его законным образом не получится. А что если там золота не окажется? Ну, значит, тебе не повезло. Следующий!

http://www.maximonline.ru/guide/travel/_article/ya-gotov-pro...