Профессия – «черный вестник»

 

 

Стук в дверь

Это всегда начинается со стука в дверь. Но черные вестники никогда не стучат сразу – еще на минуту-две они всегда замирают у порога. Эти две минуты – последний подарок тем, кто находится по ту сторону двери. Пусть еще немного, совсем чуть-чуть эти люди думают, что у них в жизни все хорошо и считают трагедией пятно, посаженное на новую рубашку…

Это всегда начинается со стука в дверь потому, что черные вестники никогда не звонят. Нет, мистика тут ни при чем. Просто никогда не знаешь, какую мелодию отбивает дверной звонок и не прозвучит ли его радостная трель жутким диссонансом с принесенным ими известием.

Последние секунды перед тем, как костяшки пальцев ударят о дверь, как ни странно, являются самыми тяжелыми в их деле.
− Ты весь дрожишь, во рту пересыхает, колени подгибаются, − говорит об этих секундах Эяль Варшавяк, в прошлом черный вестник при военной комендатуре в Тель-Авиве, а сейчас − при мэрии города Холона. − Наконец, я пересиливаю себя и стучу. Затем на какое-то мгновение наступает тишина. Мертвая тишина. И вот дверь открывается – иногда нараспашку, иногда на цепочку. Иногда просто спрашивают из-за двери: «Кто там?» «Здравствуйте, − говорю я. – Меня зовут Эяль. Я должен вам кое-что сообщить… Скажите, есть ли кто-нибудь еще дома?»

Действовать по инструкции

Сегодня уже мало кто помнит, что институт черных вестников появился в Израиле лишь в 1973 году, после войны Судного дня, когда стало ясно, какую психологическую травму получает семья павшего воина, если узнает о его гибели из письма, радиосводки или просто от случайного человека. Тогда-то при городских комендатурах и создали отделы, сотрудники которых должны были первыми связаться с семьями погибших и взять на себя всю тяжесть такого известия.
Спустя некоторое время в стране была создана специальная школа для вестников, где их обучали различным аспектам этой нелегкой профессии. Ритуал передачи траурного сообщения продуман в служебной инструкции вестника до мелочей.
− Как бы это ни было тяжело, чрезвычайно важно, чтобы известие о происшедшем было ясным, коротким и точным, − говорит Джини Двори, черный вестник города Герцлия. – Сам стиль сообщения должен быть таким, чтобы после него не осталось никакой двусмысленности. Поэтому мы не используем каких-либо красивых эвфемизмов вроде «ушел в вечность», «страшно пострадал» и т.п. Мы просто говорим «убит» или «мертв».
Та же инструкция предписывает черным вестникам не задерживаться в доме погибшего, не вступать с его близкими в эмоциональный контакт и избегать встреч с этими людьми в будущем. Вместе с тем они обязаны оставаться в доме до тех пор, пока рядом с членами семьи не появится «естественная поддержка», под которой понимаются соседи, родственники, друзья. Как только в квартире появились другие люди, вестник должен незаметно покинуть ее – так, словно его там никогда и не было.

Что врезается в память

У каждого из вестников есть, разумеется, и своя история, которая особенно запала им в память.
− Помню, меня направили в одну семью сообщить о гибели их сына, − рассказывает Дорит Бен-Хамо. – Мать там была слепая, отец – глухонемой, а незадолго до этого они потеряли своего первенца. Никогда не забуду, как пожилой мужчина, поняв, что произошло, стал биться головой о стену и кричать так дико, как умеют, наверное, только глухонемые. И все это – под абсолютное, в буквальном смысле гробовое молчание его слепой жены, словно застывшей от горя. Сопровождавший меня врач хотел сделать им успокоительный укол, но я остановила его, так как мы считаем, что человеку надо дать возможность выплеснуть свою боль. К сожалению, спустя три месяца отец погибшего юноши умер от инфаркта – он так и не смог пережить случившегося…
И безусловно, у каждого вестника в памяти остается тот самый первый раз, когда пришлось исполнить свою миссию. Обычно люди помнят все до деталей: как они сами и члены семьи покойного были одеты, чем пахло в доме, в какой цвет были выкрашены стены и, конечно, каждое сказанное ими слово и все, что они услышали в ответ.
− В первый раз мне поручили сообщить семье о гибели молодого человека, убитого в результате теракта, − вспоминает Эяль Варшавяк. − Я надел синие брюки и жакет и рубашку в полоску. Я приехал на работу к жене погибшего, сообщил о том, что произошло, и тут она стала умолять меня не рассказывать об этом ее маленьким дочкам – одной было тогда три года, а другой годик. Но я сказал, что это невозможно; что я обязан поставить девочек в известность о гибели отца, и мы вместе поехали в детский сад. Мы взяли каждую девочку по отдельности, и я сказал им, что случилась очень печальная история, и их папа больше к ним не вернется. Спустя несколько лет я случайно встретил эту женщину на улице, и она поблагодарила меня за то, что я тогда настоял на своем.

Жизнь никогда не будет прежней

Один из главных вопросов, стоящих перед вестниками, как раз и заключается в том, как сообщить о случившемся детям. При этом понятно: что бы они ни сказали, жизнь ребенка уже никогда не будет прежней – именно вестники выступают в роли жестоких разрушителей наивных детских представлений о том, что все люди живут вечно и что родители всегда будут рядом с ними, чтобы защитить от любой опасности.
Надо заметить, что еще лет двадцать назад израильские психологи придерживались мнения, что детей дошкольного возраста вообще не стоит травмировать такими новостями и от них следует скрывать правду о смерти родителей. Однако сама жизнь доказала ошибочность такой точки зрения. Наоборот, непонятное исчезновение отца или матери, отсутствие ясности в вопросе о том, что с ними произошло, травмирует детей куда больше.

Выбор профессии

Официально курс для «гражданских» черных вестников длится 60 часов, и на него направляются соцработники старше 30 лет, имеющие семью. Само собой, набор курсантов осуществляется исключительно на добровольных началах – было бы нелепо принуждать кого-либо к выполнению такой миссии. Обучение включает в себя и практические занятия, в ходе которых моделируются различные жизненные ситуации.
− Когда я провожу собеседование с желающими поступить на курс, меня почти не интересует, какое у них образование, их культурный и интеллектуальный уровень. Главный вопрос заключается в том, почему они хотят выполнять эту работу, – говорит доктор Эвлин.
В самом деле: почему?! Что побуждает людей взять на себя эту страшную роль, зная, что многие в Израиле называют их «слугами ангела смерти на Земле» − и это самое мягкое и поэтическое из их прозвищ.
На вопрос, почему, должен быть ответ, но в данном случае его нет. Точнее, у каждого вестника он свой, и двух одинаковых ответов почти не бывает.
− Многие люди боятся смерти, и потому есть некая своего рода смелость и чувство собственной избранности в том, что ты можешь столкнуться с ней и не сломаться, наоборот – поддержать других в самые тяжелые мгновения их жизни. Как ни цинично это прозвучит, но и от такой работы можно получать удовлетворение. Ты помогаешь людям пережить самое страшное, что только может случиться, и одновременно даешь им понять, что жизнь продолжается и надо жить дальше! − говорит по этому поводу Эяль Варшавяк.
− Я считаю, что имею дело с жизнью, а не со смертью, −говорит Джини Двори. – Вообще, я по натуре перфекционистка, так что курс вестников окончила на отлично и все должностные инструкции знаю назубок. Но когда я прихожу в семью, то нередко отбрасываю всю эту теорию в сторону, стараюсь быть просто человеком и вести себя сообразно ситуации. Думаю, ничего страшного не случится, если я нарушу инструкции, обниму близких покойного и поплачу вместе с ними.

Страшный след

Само собой, у каждого черного вестника есть и история о том, как на него набрасывались с кулаками, словно именно он и был причиной смерти любимого человека или даже его убийцей.
Бывает и так, что, выслушав сообщение, члены семьи покойного велят вестнику убираться из дома, говорят, что не хотят его видеть. Но в таких ситуациях вестники настаивают на том, что останутся в доме до тех пор, пока в нем не появится кто-то еще.
− Помню, как в одной семье мне сказали: «Пошел вон!» − но я остался и просто сел в сторонке, − вспоминает Варшавяк. − Через какое-то время ко мне вдруг подошел отец погибшего и жалобно спросил: «А кто же теперь подержит мои очки?!» На следующий день я пришел на похороны, и когда пришло время читать поминальную молитву, старик стал искать очки, и я ему их подал. Такая вот фантасмагория, но и она – часть нашей профессии…
Ошибается тот, кто думает, что такая работа проходит бесследно – безусловно, она оставляет страшный след в психике, и каждый из вестников справляется с ним по-своему. Дорит Бен-Хамо признается, что, вернувшись после очередного визита в семью, включает радиолу на полную громкость и… кричит во весь голос, чтобы выплеснуть накопившуюся боль наружу. Джини Двори помогает прийти в себя черный юмор, когда она начинает шутить направо и налево. Эяль Варшавяк говорит, что жена и дети знают, что после того, как он вернулся с передачи известия, с ним лучше ни о чем не разговаривать.

Петр ЛЮКИМСОН

http://tainy.info/world-around/professiya-chernyj-vestnik/